Семейный психолог Татьяна Архипова по роду своей деятельности не понаслышке знает, что война, которая закончилась 69 лет назад, влияет на судьбы наших современников.
Как война отзывается в нас, внуках и правнуках очевидцев Великой Отечественной? Мы попросили рассказать психолога об этом.
Эмоции в консервной банке
Только бы добежать... Мины, снаряды, огонь. Только бы дожить, дальше не важно. Только бы успеть... Только бы не заметили...
И сердце прыгает в груди, руки дрожат, мозг заточен только на выживание, а все спасательные инстинкты на взводе: дрожать, бежать, прятаться, драться, притвориться мертвым, оцепенеть.
Война – это огромная трансгенерационная травма, она загоняет все эмоции внутрь, как в консервную банку, защищает сердце плотной броней и учит тому, что человеческая жизнь может оборваться в любой момент.
Сколько же поколений нужно для того, чтобы разморозить ее, эту травму, пронесенную в сердцах и телах, переданную потомкам в виде заветов и установок: «Не лезь на рожон – убьют», «Уезжать может быть опасно», «Женщина должна быть сильной», «Хоть какой-нибудь, а мужчина, радуйся, что такой есть», «Много детей можно не прокормить» и т.д.
Эхо войны чувствуется и в нас, третьих и четвертых послевоенных поколениях. В страхах, бессознательных опасениях, недоверии миру, людям и самим себе.
Осколок в потомке
На консультации мальчик. Ночные кошмары, рассеян, агрессивен. Дышит прерывисто, будто что-то тяжелое мешает вздохнуть полной грудью. Расслабляемся, пытаемся представить, что это...
– Осколок! Больно! – ощущает он внутри себя. Пытаемся мысленно «вытащить», тут и госпиталь, и возвращение домой, и конец войны, и встреча с родными. Проигрываем, как в кино, дыхание налаживается. Все, чего в свое время не хватило контуженному на войне прадеду. Как такое возможно в наши дни? Оказывается, возможно. Тонкими, незримыми нитями мы связаны с нашим прошлым. Поэтому относиться к нему надо с особым уважением. И цветы, которые мы приносим к памятникам, – это не должно быть формальностью. Это наше прикосновение к той боли, которая дала нам возможность жить. Слишком дорого обходится нам незнание и формальное отношение к важным вещам.
Совесть страдает за деда
– Меня словно кидает по жизни. Одно начинаю, второе, третье. Никак себя не найду, – говорит мужчина лет 45.
– На сколько лет себя ощущаете?
– На 17. В деревне отца, кстати, ни один живым с войны не вернулся.
«Я последую за тобой», – иногда говорит внутреннее «Я», будто личная совесть человека страдает от того, что целая деревня односельчан осиротела, а его дед вернулся живым.
– Все в прошлом. Живу, как во сне. Не умею жить для себя. Сестру и брата растил, чтобы в интернат не отдали. Работал, много работал. А сейчас и жить не для чего, спасать-то некого, у детей и внуков все хорошо, – говорит пожилой камазовец.
– А что в этом сне самое особенное?
– Да... немцы пленные вспоминаются. Жили мы в «сороковке», в закрытом городе, и каждое утро колонна пленных маршировала на строительство атомного блока. Мы часы по ним сверяли, в школу собираясь. А однажды я проспал. Немцы больше не маршировали. Тревожно стало, тихо, защемило на душе. Выбежал из дома, ноги сами на пустырь привели, а там – гильзы отстрелянные. Всё, достроили блок, не нужны стали пленные. С тех пор не люблю тишину, погромче телевизор включаю...
Как?
Таких историй много. «Все во мне, но как?» – приходит на ум фраза Лизы Бем, немецкого психолога. Войну можно бережно отпустить. Отпустить из сердца, из тела, из прошлого, порадоваться тому, что все плохое позади, и больше нет причин ограничивать себя в своем развитии, прятаться, бежать, нападать, спасать, притворяться. Можно, наконец, разрешить себе счастье.